х х х Она и собака. Собака и снова она. Она и собака. Так просто поверить, что жизнь бесконечно длинна, Длинна, и однако... Зачем эти дачи, и рощица эта, и грусть, И выстрелом имя, И эта дорожка, что я протоптал наизусть. Скитаясь за ними? По розовым листьям неслышно бежит холодок, И гибкое тело Бросает, кусает и ловит вдали поводок: Собралось! Взлетело! И тело другое, какого природа нежней Ещё не создала,, Летит и хватает, едва попевая за ней... Да нет, опоздала! Она и собака. Собака и снова она. И я - на дороге. И жизнь одинока, но так ожиданья полна, Как будто итоги Ещё впереди... |
х х х Как вариация без темы, Равно, к чему ни привязать, Скажи: ты с этими? ты с теми?.. - А я не знаю, что сказать. Бывают подлинно потери, А это так, почти что блажь. Но иногда я смутно верю, Что я каким-то боком ваш. Что там, вдали, я был с тобою, Нам в детстве снились те же сны, Что лишь цыганскою судьбою Так прочно мы разлучены. |
х х х Дело - не дело... Мука над белым листом. Будто задела Мышка проклятым хвостом. Пальцы неловки. Шутка! Двух слов не связать. Словно верёвки Кто-то забыл привязать. Точно я лишний... Кто-то подсунул меня. Или не вышло Просто по прихоти дня? |
х х х Стал, как маленький я мальчик, пуглив. В окна чёрные заглядывать боюсь. Может, кто-нибудь сидит за окном И, невидимый, глядит на меня. Иногда лишь забудется вдруг, Сигарету поднимет в руке, И увижу я, как вспыхнет лицо В мире страшное самое - моё. |
х х х Зябко. Сумеречно. Голо. Час шестой. От порога до порога целый город И трамвай почти пустой. И в стекле дрожащем сам дрожащий, Тайну скучную храня, Возвращается домой ненастоящей Человек, похожий на меня. |
х х х В ногах ни правды и ни сил. Качаюсь... На тебе, учёный! Как гад какой-то укусил Из-под куста сирени чёрной. Земля осенняя затягивает вглубь, Снег первый теплится и тает, И чей-то голос: "Приголубь!" - С губ запорошенных слетает. Ещё на пятки обопрусь, Взмахну руками. Не удержаться!.. Удержусь! Но тело падает, как камень. Сон под сиренью до утра, Всю жизнь мерещившийся словно... И через раму от шатра Снежинки падают - так ровно! |
х х х В кругу невнятицы о чём ещё воркую? Всё так запуталось, что некому пенять, Что перемудрствовал и выбрал жизнь такую, Что ни врагу её, ни другу не понять. Прощайте, тёмные, причудливые строки! Как много жара в вас, как мало в вас ума. Так бьются бабочки, так шамкают пророки, Так рассыпается бессмыслица письма... |
х х х Вся надежда, всё страданье, Всё, что выпало узнать, - Всё одно воспоминанье... Скучно, скучно вспоминать. Что-то было, что-то стало. То за это, то за то Память держатся устало, Подновляя решето. Память, память, успокойся, Не ласкайся, отпусти, Белым инеем укройся, Лебедою зарасти! |
х х х Между светом и мраком, Звёзд пронзая парчу, Между тиком и таком Я туда проскочу, Где ни мрака, ни света, Ни земли и на звёзд, Где не надо ответа И не нужен вопрос. |
х х х Слова всё те ж и мысли те же, На рифмах трещины и мхи. Кого проймут, кого утешат Также старые стихи? Где и снега всё те же тают, И те же бабочки летают, И той же скукою грозит Такой старинный реквизит? Вот театр наш, где всё в развале, Где сгнило всё и всё старо, Где Гейне сам найдёт едва ли Своё со шляпою перо. А мне так вовсе тут противно, Хоть целой сцены посреди Я в кресло падаю картинно С пером, торчащим из груди. |
х х х Так заверчено вспять Всех голов безголовых круженье. И по миру опять Золотое сиянье и жженье. Разлетятся кусты, И, по капле стекая на землю, Кровь свернётся в листы И под снегом тихонько продремлет. "Что пожар..." - говорят, Так зачем же - от края до края - Эти листья горят, Ни один до конца не сгорая? |
х х х Я все души моей химеры Облёк в двухсложные размеры. Что за навязчивый размер! Но по нотам мне снится дактиль, Диковинный, как птеродактиль, И усмехается Гомер. О что за мраморные лица! Как время тянется и длится!.. Но напиши - легко сказать! И, как божественный треножник, Передо мной стоит трёхсложник, А мне и трёх слов не связать. |
х х х Хоть с голоса чужого - петь! Твоё, моё - что за разборы? Пора, пора уразуметь, Что все мы друг у друга воры. Ты брат мне - только и всего. Беда, что сходства ни на волос! Вот голос мой - бери его. И свой взамен оставь мне голос. |
х х х ...Я не тот. Ты меня приняла за того. Я ничуть не похож, и какое мне дело До шумливых ребячеств и шуток его? Я другой... Ну, а ты - просто плохо глядела. Я не тот... Ну, а он... он бесследно исчез Через дверь... Так однажды подумал и вышел. Были слухи, что умер... что после воскрес... Может быть. Для меня он давно уже лишний. Я не тот. Поняла? Ну, и хватит о нём. Ты ведь тоже... - недаром что вдруг замолчала. Хорошо - что его мы уже не вернём, И легко - потому что не надо сначала. |
х х х Рассыпала горсть жемчужин По дощатому столу, На двоих сбирала ужин, Свечку теплила в углу. За окошком снег завился, Пламень пыхнул над золой.. Только милый не явился, А явился немилой. |
х х х Находились ходики - Больше не хотят. Годы мои годики По ветру летят. Чинится - не чинится Глупая ходьба? Вынется - не вынется Лучшая судьба? |
х х х Н.Г. Не говори высоким слогом. Уже я взмок. Я сам дышал бы этим смогом, Когда бы смог. Я не во всём тебе противен - А вот поди-к: Твой лексикон декоративен - Мой просто дик. Когда язык у нас таковский, Как дальше жить? Один умеет Тредьяковский Со мной дружить. Наверно, это и не повод, Но страх в душе, Вот-вот, порвёт и этот провод... - Порвал уже. |
х х х Жить, раздражаясь волненьем чужим, Будто бы в школе, Перенимая старинный нажим: Буки, глаголи. Может, и счастия высшего нет - Вторить бесстрашно! Души как сёстры, и смотрит вослед Младшая старшей. Было мучение, стало игра, Лёгкость, привычка... Значит, опять мне не спать до утра, Здравствуй, сестричка! |
х х х В синем небе две снежинки Лёгкие парят И всю ночь между собою Что-то говорят. Но земля без двух снежинок Там внизу грустит И сама уже навстречу Прямо к ним летит. Обняла их, закружила, Подняла метель И с улыбкой уложила В белую постель. |
х х х Мысли старые новых живей, Будто всё на приколотом месте. Над зелёным прудом соловей Каждый вечер поёт о невесте. Жизнь была, побыла, убыла И уже возвращается снова, И проходит невеста, бела, Мимо облачка ивы резного. И хотя мне давно ни к чему Тонкий почерк и острое зренье, Всё плывёт в сизоватом дыму Целой жизни моей повторенье. |
х х х Пани поэзии, добрая пани, Ах, до чего ваша кожа бела! С новой погудкою, в старом жупане, К вам я подсяду - была не была. Правда, что песни мои немудрёны, Их и всего-то одна у меня: Жил-де когда-то на свете влюблённый В пани, прекраснее ясного дня. Юная пани была белолица, Тонкие пальцы в перстнях дорогих. Плачет ли пани, хохочет ли, злится - Только всегда она краше других. Я б и признался - да что вам признанья, Если вы, гордая, к лести глухи, Если Шопен вами бредил в изгнанье И посвящал вам Мицкевич стихи? Завтра уеду - не свидимся больше. В сердце прощальные зреют слова: Пани, вы всё, что осталось от Польши, Вами одною надежда жива. Пани, бывайте! Пылят почтовые. Тягостно ехать - как что-то забыл. Много любил я, да, видно, впервые Смутную родину я полюбил. |
х х х Листьев музыка печальна. Ну да что? Я всякой рад. Мира голос изначальный Слышен в пении дриад. Чем заняться в этом свете? О деревьях мыслить сон? Иль печалиться о лете Всем дриадам в унисон? |
х х х Проще меня не бывает - Не дорожусь. Свистом ли кто подзывает - Я оглянусь. В крылья - по свисту ли, слову: Верно, хочу! - Вскинусь по первому зову И полечу. Крылья свистят в поднебесье, А на земле Свистом откликнулась песня - Словно в крыле. Вот и тебя овевает Звонкая высь... Свистом ли кто подзывает?.. - Ты оглянись. |
х х х Симптомы осени... И, руки в пиджаке От первых утреников пряча, Тот свет неяркий вдалеке Захочется увидеть ярче. Тогда напялишь свитер шерстяной, В комок свалявшийся за лето, И станешь согревать сей ящик жестяной, В котором холодно и слишком мало света. |
х х х Нет незнакомого мне ничего. Ну, и подумаешь! Что из того? Мне повторения только милы, Птицею сделалась горстка золы. Милая птица, опять и опять Я не устану тебя повторять! |
х х х Оборвалась струна - как в мещанском романсе. О классический звук! - оборвалась струна. Вот раздастся звонок, и появится мастер, И натянет другую: прости, тишина! Что же лучше? И в чём ты - далёкое счастье? Мы и сами не знаем, во что влюблены: То ли ночью страдать над романсом мещанским, То ли утром скучать над обрывком струны. |
ЦИРК ...О мир многоцветный, Расчерченный круг, Где цирк несусветный Появится вдруг! Воздушные снасти И клетка для льва, Шуты и гимнасты И птица Сова. Вот маг бородатый, Немой Геркулес, Рукой волосатой В корзину залез, И пять лилипутов, Смешных пацанов, Он тянет оттуда За лямки штанов. И женщина в синем, Подобье звезды, С пустою корзиной Обходит ряды. Задёргались лица, Поднялись места: - Прошу убедиться, Корзина пуста. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . О мир многомерный, Зачем я не маг? Ты б не был, наверно, Так грустен и наг. Я б детям подарки Ронял с высоты, И в комнатах ярко Горели цветы, И был бы дешевле Бумаги билет В том цирке волшебном, Которого нет. |
х х х Что я видел? Мало, мало. Я в тайге не голодал, Полуострова Ямала Тоже как-то не видал, Не глазел в Туниса небо, Не езжал на ишаке, На Кавказе даже не был, На печальном Машуке. Где-то Лима и Панама, Где-то Лондон, где-то Брест, Кто-то ест гиппопотама, Человека кто-то ест, Тут слона поймали в сети, Там ковбой загнал коня... Сколько важного на свете Происходит без меня! |
х х х Я любуюсь тобой - рослой ланью, с гладкой шеей, блестящими глазами. Мне нельзя подойти, потрепать тебя по холке, потому что лес тебя караулит, ревнивые горы к тебе не пускают. |
х х х Двух жизней не прожить. Хоть десять. Всё одна. Ладони верю я нехитрому сплетенью, Где всё предрешено, и нить моя видна, В морозные поля сбегающею тенью. Ледышка на губах, и снег скрипит в горсти... Как молодо лицо! Всё жизнью веет новой! И снова мне любить, смеяться и цвести, Реснички целовать и гладить лист кленовый. О нет, я не хочу иных имён и глаз! Я болен верностью, и в целой жизни странной, Любимицы мои, я всё отдал для вас И ваш беспечный нрав любил непостоянный. |
х х х Ты, как невеста, хороша, Хоть и ничья ещё невеста. И ждёт пытливая душа С туманных храмин благовеста. Копыта!.. - и замрёт в груди. Глаза внимательны и строги. А ну, красавица, гляди! Жених твой скачет по дороге. |
х х х Всех сокровищ любви И счесть немыслимо: Зазывание глаз, Рук касание, Нежных тяжесть слов, Сладость объятия, Но всего милей Песня стыдливая. |
х х х Уже не девочка, не дурочка, Уже в платке и чернобурочке, И на меня уже не дуешься, А что-то всё-таки от дурочки, От красноносенькой той девочки, В пальтишке выгоревшем, бежевом, И никуда от той не денешься, А отвернёшься - сразу: где же ты? И снова лестницы и улочки, Под окнами шаги саженные... И дурачок приходит к дурочке... Не покидайте нас, блаженные! |
х х х Твой день бесхлопотен и тих, И самых дед порядок строгий Скучает, как трёхсложный стих С запинкою на первом слоге. Разверзлось чашечное дно. Глядишь, опять подлили чаю. Ну что ж, попью и заодно Ещё немного поскучаю. |
х х х Удивительный день - ни тепла, ни мороза - Из какой-то нездешней приплыл полосы. Он слегка тяготит - как немецкая проза, И на кухонной полке скучают часы. Ничего не понять в этих буквах плывущих. В голове кавардак, за окном моросит, И прохожие месят кофейную гущу, И табачная лавка над шпилем висит. Я брожу по квартире, небритый и сонный, Предводитель вонючек, ежей, гамадрил. О, хотя бы раздался звонок телефонный, Чтобы голос оттуда меня ободрил! Отзовись!.. - и часов бормотанье стихает, Над немецкою прозой глумится Панург. Я один. Безнадёжно склонясь над стихами. Половина шестого. Январь. Петербург. |
х х х Пасьянс так несложен - А карта опять за бортом. Вторично не сложен, Но стоит ли вовсе о том? Раскладка пасьянса И целого дня чепуха Не повод для транса, А только прицел для стиха. Я всё же везучий, И промах с валетом не в счёт. Не выручил случай - Получится что-то ещё. На многия лета, Я верю, судьба не могла Паршивца-валета Закинуть в вершину угла. |
х х х А. Буйство лета молодое, Обжигающая злость, Будто облако седое, Улетело, унеслось. Вот и я отвык от страсти И, приблизившись, шутя, Говорю тебе я:"3драсте", И целую, как дитя. Ничего же приоткрою, Не шепну... Лишь этот вид: Над туманною землёю Осень светлая стоит. Всё растаивает тихо, Всё уходит не спеша, И, усталая франтиха, Обнажается душа. |
х х х Сентиментальный старикан, Полууняв руки дрожанье, Держа таинственно стакан, В его вникает содержанье. Сейчас микстуру выпьет он, А на плите простыла кашка... Да, постарел Анакреон, А был бедовый старикашка. |
х х х Хитрый мальчик, неба сын, У меня часы ворует. За окном моим босым Частый дождик марширует. Что придумать, что сказать, Как хоть лживыми словами Вас покрепче привязать, Чтоб побыть подольше с Вами? Туча синяя пройдёт, Пронесёт дождя лавину. Хитрый мальчик украдёт Жизни ровно половину. Половина - позади, Не печаля и не грея. Милый мальчик, укради У меня её скорее! |
х х х Я не ищу, чем этот мил балет, Где всё чудно и жутко эфемерно. А главного - его, наверно, нет. Да и не нужно мне его, наверно. Взлетай же, стрекозиная душа, На эту разбежавшуюся сцену, Где лилии танцуют не спеша И бабочки молчанью знают цену. Как пусто здесь! Но до чего свежо! Как нежно гонит музыку прохлада!.. И оттого впервые хорошо, Что в первый раз мне ничего не надо, |
х х х Снег ракетами высвечен. Только дёрнись - пальнут. Уж за тысячу тысячи Перепали минут. Но с усталости ль, сослепу, Скинув белый мешок, Он поднялся и по снегу, Не сгибаясь, пошёл. Снег ракетами высвечен. Двух шагов не пройти... Без единого выстрела Он прошёл полпути. |
х х х Вечерами гаснут дни, Свет последний отряхают. Погорят в домах огни, Погорят - и потухают. И приходит просто так И со мной ложится рядом Целой ночи пустота, Проникаемая взглядом. |
х х х Люблю плохие песни тоже, Пусть в грош, в пятак. Не всё ж до стягиванья кожи - Пускай и так. Уму приятная зевота, Кровь не стучит. Оно бренчит себе чего-то, Пускай бренчит! Отдаться им - трескучим, шумным Ходам планет. И нету сил казаться умным, И смысла нет. |
х х х Голос тоненький из-под Скучных с рифмою борений... Тяжелеющий испод От душевных испарений. Испарилась... Вон! Гляди! Но остались (кого ляда?) Ручек крестик на груди И отверстия для взгляда. |
х х х Ослиное копыто - Забывчивости знак. И то и то забыто, И ты уже инак. Забыто - не избыто. Дурак! Дурак! Дурак! Козлиное копыто - Заносчивости знак. Хоть всё давно избито До мяса - и однак Избито - не избыто. Дурак! Дурак! Дурак! |
х х х Плакать умеют немногие мудрые люди. Плачет хозяйка о новом поломанном блюде, Гладит осколки, а где-то за стенкой иная Женщина плачет, любимую тень вспоминая. Словно в награду за нежные наши лишенья Редкие слезы одни нам даны в утешенье. Что из того, что порой и поплачешь немного В тёплую руку далёкого влажного бога? |
х х х Что делать с нежностью, что так пришла некстати? Как гостью чудную вдруг выставить с порога? Я на минуточку... Пока что полистайте Журналы свежие... Простите, ради бога, Что угостительного нет сегодня к чаю. Такая странная уж выпала эпоха. Я Вас любил... - не то! - я часто Вас встречаю И не здороваюсь. Наверно, это плохо. Я так запутался: там строгость, тут небрежность, И чувство нежности мешается с виною. Совсем потерян я... не знаю, что со мною. Что делать с нежностью, когда приходит нежность? |
х х х Когда поймёшь, что всё простое Уже придумано давно, Стихи придумывать не стоит, Они не выйдут всё равно. Придумай что-нибудь другое: Печенье, платьице, игру - Красивое, недорогое И неподвластное перу. Когда я всё переиначу, Устав от вымыслов и лет, Какую новую задачу Я старой выдумаю вслед? Приму ли памятника позу, Родить не в силах ни строки, Иль просто перейду на прозу, Как на ту сторону реки? |
х х х Никто ничего не дарил: Ни влаги кастальской тока, Ни белых с ремнями крыл, Чтоб виделось всё далёко, Ни искренности никто, Ни буковки и не точки. А если дарили, то Всё запонки и платочки. |
х х х Что-то такое захлюпало. На-ка! Не думай, а пей. Хочется глупого-глупого, Что не бывает глупей. Сыпется хлебное крошево, Вот уж не встать и не сесть. Что-то такое хорошее В этом, наверное, есть. Так, беспричинное, глупое, А не случалось свежей... Яркие видятся губы мне Близко, на склоне уже. |